Год начался с политических потрясений и тот самый январь изменил каждого гражданина. Мы уже не те, что прежде и по сей день пытаемся понять, что это было. Специально для журнала ELLE Kazakhstan мы попросили порассуждать о происходящем в нашем обществе кандидата политических наук, PhD, директора консалтинговой организации «Группа оценки рисков» — Досыма Сатпаева.
Три мифа
С теоретической точки зрения, рассматривая гражданское общество как политическое явление в качестве объекта исследования, главное – не попасть в ловушку трех крайностей, при которых данное общество либо полностью противопоставляется государству, либо, наоборот, ставится в подчиненную роль по отношению к власти, тем самым теряя свой изначальный смысл, либо рассматривается лишь как феномен западной цивилизации. Кстати, такой понятийный радикализм породил несколько популярных мифов, которые часто вводят в заблуждение многих исследователей.
Миф первый
Гражданское общество – это совокупность неправительственных, некоммерческих организаций, а также СМИ, политических партий, профсоюзов, групп давления, религиозных организаций, творческих и научных союзов. Но с таким же успехом можно сказать, что партийная система – это совокупность политических партий, даже если многие из них не выполняют своей основной функции в виде представительства политических интересов и борьбы за власть. Или же рыночная экономика – это совокупность экономических институтов. Могут быть зарегистрированы тысячи НПО, СМИ и десятки партий, но их влияние на гражданское участие и политический процесс обычно довольно низкое.
Миф второй
Гражданское общество – благо, а государство – неизбежное зло. Политическая история показывает, что государство действительно могло существовать без гражданского общества, а гражданское общество не может функционировать без государства, которое берет на себя стратегическую функцию управления всеми политическими, социальными и экономическими подсистемами. Хотя можно согласиться с тем, что гражданское общество появляется после разделения сфер влияния между государством и гражданином, что закреплено не только в Конституции, но и через формирование многочисленных «сторожевых псов», защищающих частные права и общественные интересы. В то же самое время конкурентоспособность государственных структур в современном мире в значительной степени определяется степенью развитости гражданского общества и его взаимодействия с политической системой, которая нуждается в петле обратной связи и в многочисленных индикаторах, указывающих на правильность или ошибочность проводимого политического курса.
Миф третий
Конкурентоспособное государство можно построить, имея слабое гражданское общество. К сожалению, на официальном уровне сложилось ошибочное мнение о том, что конкурентоспособность страны определяется только уровнем ее экономического развития, ростом ВВП или индустриально-инновационными программами. Но конкурентоспособная экономика не может быть без конкурентоспособного государственного аппарата, а конкурентоспособный аппарат – без сильного гражданского общества.
Особенности гражданского общества в Казахстане
1. Подчиненная роль элементов гражданского общества в отношениях с государством, так как правила игры устанавливает власть.
Если в одних странах институты гражданского общества и государственные структуры развивались почти параллельно, то в других политических системах, к которым относятся многие постсоветские республики, государство изначально играло доминирующую роль. Хотя до 2000-х годов власть в Казахстане практически не обращала серьезного внимания на развитие и становление неправительственного сектора. Этому есть вполне объективные причины, так как все 90-е годы шел процесс выстраивания политической и экономической системы суверенного Казахстана после развала Советского Союза.
Лишь с 1995 года наметился тренд формирования так называемой жесткой исполнительной вертикали во главе с Первым Президентом, который продолжался все годы его правления. Кстати, это объясняет довольно интересную закономерность неравномерного распределения внимания государства к тем или иным институтам гражданского общества. В частности, более жесткий подход применялся по отношению к политическим партиям, профессиональным союзам и средствам массовой информации. И это имеет вполне логическое объяснение.
Данные институты, с точки зрения власти, являются потенциальными политическими игроками, которые в условиях политической монополии должны быть под жестким контролем. Что касается профсоюзов, то опыт Польши и других восточноевропейских стран хорошо показал, что они могут представлять собой серьезную политическую силу, которую в нашей республике целенаправленно ослабляли, в том числе с помощью иностранного и местного бизнеса.
В свою очередь, в начале 2000-х годов, когда процесс политической и экономической институционализации, с точки зрения элиты, уже набрал обороты, государство решило найти место в этом процессе и неправительственному сектору. В 2001 году принят закон РК «О некоммерческих организациях», а в 2002-м не только «Концепция государственной поддержки неправительственных организаций», но и новый закон РК «О политических партиях», устанавливающий более жесткие условия для создания и функционирования партийных организаций. В 2003 году правительство Казахстана утвердило программу государственной поддержки неправительственных организаций на 2003-2005 годы, что ознаменовалось проведением первого Гражданского форума с участием Президента РК.
В апреле 2005 года был принят закон РК «О государственном социальном заказе», который дал государству серьезный финансовый рычаг для контроля неправительственного сектора. Интересным совпадением или закономерностью является то, что закон РК «О государственном социальном заказе» был принят в 2005 году, когда в соседнем Кыргызстане произошла первая смена власти. В самом Казахстане данное событие вызвало довольно нервную реакцию властей, которые начали массовую проверку деятельности всех НПО, кто имел грантовую поддержку со стороны международных фондов.
Вполне возможно, что именно внешние факторы заставили казахстанские власти поменять свою стратегию по отношению к неправительственным и некоммерческим организациям, в том числе с точки зрения использования финансового рычага. Кроме этого, к началу 2000- х годов благодаря благоприятной ценовой конъюнктуре на мировых рынках сырья в бюджете появились дополнительные финансовые ресурсы, которые можно было бы направить на финансирование тех или иных проектов с участием институтов протогражданского общества.
В результате была принята «Концепция государственной поддержки неправительственных организаций Республики Казахстан и программа государственной поддержки неправительственных организаций Республики Казахстан на 2003-2005 годы», тем более что в Конституции был отменен запрет на государственное финансирование общественных объединений.
Апофеозом всей этой регулятивной деятельности государства явилось создание все тех же многочисленных фейковых социальных и политических структур – от партий до НПО, о которых говорилось чуть выше. Если речь идет о «третьем секторе», то его заменили многочисленные ГОНГО (Government-Organized (или Operated) Non-Governmental Organization), которые были созданы по инициативе или при участии государства, часто подсаживающие их на иглу так называемого «социального заказа», который фактически являлся лишь поводком и намордником.
Бывший главный редактор журнала Foreign Policy, а также исполнительный директор Всемирного банка Мойзес Наим такие организации обозначил как инструмент внутренней политики недемократических стран, когда ГОНГО позволяют управлять политическими процессами, создавая иллюзию демократии. Кстати, зависимость казахстанских НПО только от одного финансового источника, является ли им международный фонд или государство, приводит к еще одной существенной проблеме. Речь идет об «эффекте мотылька», когда жизнь многих неправительственных организаций быстротечна и завершается сразу после окончания грантовых денег. Эпоха прозападного романтизма также закончилась и в Казахстане вместе с сокращением количества его носителей.
Если взглянуть в будущее, то можно увидеть несколько трендов. Во-первых, эпоха русскоязычной оппозиции закончилась и на политическом поле страны появятся новые молодые казахоязычные политики и организации. Во-вторых, основными идейными мейнстримами будут два направления: национал-патриотическое и религиозное. И это придется учитывать всем политическим игрокам, как во власти, так и в оппозиции.
2. Отсутствие социально-экономической базы, необходимой для развития гражданского общества.
Если исходить из того, что одним из условий возникновения гражданского общества является появление у граждан экономической самостоятельности на основе частной собственности, защиту которой гарантирует государство, то в Казахстане фактически отсутствует широкая социальная база для формирования такого гражданского общества.
В первую очередь речь идет о среднем классе, который в Казахстане даже до мирового финансового и экономического кризиса составлял незначительный процент населения. В это же время протосредний класс (социальная группа, которая стоит на границе между средним классом и малоимущими) был намного больше. Кризис действительно нанес серьезный удар по среднему классу в стране. Многие казахстанцы утратили свой социальный статус, вернувшись к протосреднему классу или даже еще к нижней социальной кромке. У нас появились «новые бедные». Хотя именно рыночная экономика может действовать на авторитарные режимы как мощный «растворитель».
Но, как показывает мировой опыт, для эффективного воздействия рыночных реформ на политическую систему страны необходимо в среднем 20-25 лет и для экономического роста нужна децентрализация экономики, что невозможно без хотя бы частичной политической либерализации.
3. Низкий уровень партнерских связей с бизнесом.
Уровень взаимоотношений между бизнесом и обществом пока не вышел на стадию социального партнерства. Хотя самому бизнесу выгодно наличие сильного гражданского общества, отстаивающего демократические принципы. Это – гарант стабильности бизнеса, экономическая и политическая уверенность в завтрашнем дне, фактор прогресса и движения по демократическому пути.
Объективно – в борьбе бюрократии и бизнеса – общество должно встать на сторону последнего. Неприкосновенность частной собственности, публичность, законность и прозрачность выгодны обществу, ибо делают бюрократию и бизнес понятными и подконтрольными ему.
Сможет ли гражданский «Зион» победить «Матрицу»?
Как отмечают некоторые эксперты, официальная трактовка понятия «гражданское общество» всегда была слишком институциональна, ибо делала акцент только на зарегистрированные организации, хотя кроме них существовали и незарегистрированные инициативные группы граждан, появляющиеся для решения локальных проблем.
Но здесь возникает ключевое противоречие между желанием государства контролировать всех игроков социально-политической и экономической жизни через механизмы регистрации и лицензирования и природой самого гражданского общества, которое, наоборот, старается снизить государственный контроль. Тем более, вспоминая вышеприведенные мифы, гражданское общество – это не простая совокупность каких-то институций, имеющих свидетельство о регистрации.
Более того, оно не только включает в себя большое количество незарегистрированных и инициативных групп, но и скрепляет их деятельность некими общими ценностями и принципами. А с появлением социальных сетей именно такие группы, в том числе в форме волонтерских движений, постепенно переместили социальную активность из офлайна в онлайн. И здесь возникает ключевой вопрос: «Можно ли говорить о том, что протогражданское общество в Казахстане в форме сетевого сообщества выходит на более высокий уровень развития и на наших глазах возникает совсем иная форма гражданской активности или же мы видим лишь реинкарнацию протогражданского общества в социальных сетях?». Скорее всего, и то и другое.
С одной стороны, на наших глазах тестируются совсем иные формы социальной точечной мобилизации, имеющие разные цели и состав участников. Социальные сети создают «эффект домино» с точки зрения бурной реакции общественности на те или иные события в Казахстане. В американской политической науке такое явление называется grass roots, то есть низовая активность, которая иногда может оказывать влияние на власть. И такая форма активности населения в Казахстане является позитивным трендом по нескольким причинам. Во-первых, повышается уровень политической культуры, так как наблюдается включенность в решение конкретной проблемы.
Во-вторых, многих людей начинают волновать проблемы, которые раньше находились на периферии их жизненных интересов. В-третьих, на наших глазах растет культура волонтерского движения, что является одной из основ будущего гражданского общества. И повышение роли социальных сетей, в том числе с точки зрения информирования власти о тех или иных проблемах, является признаком так называемого косвенного, или непрямого, лоббизма.
В известной научно-фантастической трилогии братьев (сейчас сестер) Вачовски «Матрица» основная борьба идет между искусственной «Матрицей», к которой подключены тела людей, чью энергию используют умные машины, и последним городом человечества Зионом, расположенным под землей. В фильме этот город является олицетворением свободы. В реальной жизни определенные черты от Зиона наблюдаются у социальных сетей, которые в некоторых случаях даже бросают вызов «Матрице» в лице нетранспарентных и неконкурентных политических систем, напоминающих агента Смита.
Социальные сети уже создают эффект камня, брошенного в пруд, с точки зрения бурной реакции общественности на те или иные события. Но если власть начинает создавать новые искусственные преграды для социальной активности лишь только для того, чтобы обезопасить себя от критики, то возникает тот самый классический эффект парового котла. Бороться с протестными настроениями в сети путем увеличения количества «красных флажков» нерационально, так как сами настроения никуда не денутся. Это то же самое, как рассматривать в качестве одной из мер по борьбе с экстремизмом и терроризмом насильственную стрижку бород или запрет ношения той или иной одежды представителями нетрадиционных религиозных направлений. Выглядит эффектно, но часто неэффективно. Ведь социальные сети – это сейчас единственный канал получения альтернативной информации для власти. Таким образом, благодаря Казнету у чиновников могут появиться представления о том, какие протестные настроения есть в обществе, в каких сегментах, по каким вопросам и что делать, чтобы их минимизировать.
В конечном счете любая гражданская активность в рамках закона всегда лучше, чем подпольная асоциальная агрессия. Альтернативой может быть только слухократия и деятельность более радикальных структур, которые, в принципе, могут существовать и без интернета. И если энергетический blackout ввергает города без электричества в Средневековье, то blackout сетевой не только отбирает голос и возможность высказаться у общества, но также лишает власть способности адекватно реагировать на окружающую действительность, что в любом случае грозит дестабилизацией обстановки.
Текст: Досым Сатпаев – кандидат политических наук, PhD, директор консалтинговой организации «Группа оценки рисков»
Иллюстрации: Эрмина Такенова
