Капор, варежки, кардиган, юбка, все Maria Sarieva; пальто, Pitra.
Катерина Суворова – героиня мартовского номера журнала ELLE Kazakhstan. Документалистка, фиксирующая реалии, проблемы, порой боль. В ее фильмографии три проекта, один из которых попал на NETFLIX. Шеф-редактор ELLE.kz Виолетта Тельманова поговорила с Катей о событиях, не так давно потрясших нашу страну, и чувстве долга, которое испытывает документалист в таких ситуациях. Интервью большое, важное и по-человечески теплое.
ELLE: Что прямо сейчас занимает твои мысли? Интересно, что происходит в голове у documentary mom (так Катя обозначила себя в био инстаграма – Прим. ред.)?
Катя: Эта зима сложная. Она погрузила всех в потребность к рефлексии и осознанию многих сложных вещей. Я мало что могу понять из произошедшего… Как документалиста меня интересовало то, каким образом можно фиксировать эти события, ведь это было опасно и приходилось делать выбор. Со временем пришла к тому, что нужно сконцентрироваться на работе, которой я занималась до января. Там произойдет и рефлексия, и самоуспокоение. Поэтому я с радостью окунулась в труд. В каком-то смысле я вдохновлена тем, что могу из любых катаклизмов возвращаться в кино: сесть за монтаж или выйти с камерой на улицу. И делаю все это, жонглируя и тем и другим. В итоге у documentary mom происходит documentaring and mothering – все в хаотичном порядке.
ELLE: Что сформировало тебя как документалиста? Откуда это рвение фиксировать реальность, исследовать и делиться?
Катя: Это произошло плавно. Моя основная трата энергии в детском возрасте – это художественная школа. Родители часто переезжали, потому школ я сменила несколько. Из художественной школы перешла в художественное училище, где училась на театрального художника. Когда изучала эту профессию, поняла, что режиссер – самый классный, самый интересный персонаж в этом всем. Из местной киноакадемии я довольно случайным образом катапультировалась в Москву, на курс неигрового/документального кино.
Я полюбила документалистику за наблюдение. Помню, в детстве замечала, как в комнате нависала драматическая обстановка, когда кто-то из взрослых был обижен. Очень четко чувствовала различные ситуации. Когда стала отправляться в мир с камерой, стала еще больше для себя отмечать, как люди относятся друг к другу, как вздернулась бровь, как кто-то одним лишь жестом рушил выстраиваемую роль доброго и покровительствующего человека. Достаточно резко бросить какой-то предмет собаке – и это тут же выдает совершенно другого персонажа. Я пошла в документалистику как в искусство наблюдения, а уже с годами появились профессиональные вопросы о реальности, запечатлении, постановке вопроса, о некоем дискурсе.
ELLE: О чем в Казахстане, на твой взгляд, мало говорят в документальном жанре?
Катя: У нас в принципе мало снимается документального кино. В современном документальном сообществе это называют creative documentary. Это художественное документальное кино, где мы не спешим информационно обогатить зрителя каким-то фактажем, а пытаемся зафиксировать реальность доступными кинематографу способами. Учитывая, что это не актерская работа, а наблюдение за реальностью. То есть через призму документального кино создаем свое художественное высказывание.
Я вижу, что 90% документальных проектов, которые снимаются и финансируются кинофондом и «Казахфильмом», – это такие научно-популярные фильмы-портреты выдающихся людей. Что должно быть. Но я не вижу художественных документальных фильмов, которые исследуют вопросы окружающей нас действительности. У них изложение понятных фактов в линейной последовательности: жил – был – достиг. Я отмечаю это с большой болью. Понятно, что причиной тому является витающая в воздухе финансовая цензура. «Ну, чтобы проект был поддержан, нужно, чтобы он рекламировал страну», – этой фразой меня встретили в документальном отделе «Казахфильма» после учебы, и такое ощущение, что там до сих пор так и встречают молодых. Но по госзаказу искусство не делается. Поэтому, мне кажется, сейчас любая тема, какую ни возьми в документальном формате, востребована. Потому что документальное кино уникально своим способом разговора с человеком: обращение не к голове, а к чувствам (что вообще делает искусство). При этом документалистика содержит элемент достоверности и доверительного диалога со зрителем.
Я любые три темы могу назвать, а их сто: от портрета молодых казахстанцев (Какие они? Что в голове? С чем сражаются? Чего не понимают?) до каких-то глобальных вещей. Например, вот этот зашкаливающий уровень насилия в нашей стране. Ужасающая история с женщиной, пострадавшей в «Тальго». Мне было больно знать эту историю. Я размышляла о том, какая это сложная тема и как важно сделать о ней фильм, но одновременно она триггерующе болезненная для участницы этих событий. В то же время мне непонятно, почему мы не делаем такие проекты.
События января также показали нам, столько неисследованных, нераспознанных вопросов нашего общества: эти завязшие в кредитах молодые люди и целые семьи, ребята, съезжающиеся в большие города со всей страны, языковой раскол. Очень много в стране суперболезненных тем, которые попадают в новостную повестку и быстро уходят из нее.
ELLE: Как нащупываешь темы для фильмов? Связываешь ли их с идеей гражданственности и есть ли там отражение твоей гражданской позиции?
Катя: Автору документального фильма довольно сложно не проговориться. Это обнажающий вид искусства. Бывает, что тема находит меня сама. Иногда приходится принимать решение — можно ли пройти мимо? Иногда появляются просто яркие захватывающие темы и ты даже не оцениваешь. Так бывает с болезненными, острыми, чувствительными. Ты видишь что происходит и даже заранее понимаешь, чем для тебя это может обернуться. Будешь ли ты тем, кто его сделает? Можешь ли позволить себе вернуться обратно в свою уютную жизнь и оставить этот рассказ несделанным? Мой фильм «Завтра море» как раз такой. Когда я приехала в Аральск на хвосте своего друга-фотографа, меня настолько впечатлил образ корабля, стоящего на зеленом холме, под ним разлеглись верблюды, а где-то в тени водители отдыхают. «Господи, что за мир такой!» пронеслось у меня и решила снимать. Я просто не могла не думать об этом.
Когда происходят некие события, если сама не знаю куда себя деть, просто беру камеру и выхожу. Так было в январе. Я все время хотела выйти и не каждый день могла себе это позволить, за окнами то и дело были слышны выстрелы. Нужно было принимать решение: где мое место сейчас — возле моего ребенка или на улице. Так же было, когда убили Дениса Тена. Я пришла с камерой на место, куда горожане несли цветы и просто сидела снимала. Это был мой способ пережить все это. В итоге, постепенно начала вырастать история, документальный фильм.
ELLE: Ты все-таки вышла на улицы во время январских событий. Расскажи, как это было. И что собираешься делать с материалом, который удалось отснять?
Катя: Для меня большой интерес представляли события, которые происходили ночью 4 января. Но я не понимала до конца, что происходит, и не решилась выйти. Утром 5-го я поняла, что это важно сделать, и отправилась за камерой. Забрав ее, когда стала двигаться в сторону дома (я живу неподалеку от Новой площади), к этому моменту ракурс происходящего поменялся. И то, что я стала видеть, было достаточно болезненным. Я это снимала. Начался как раз этот туман… В какой-то момент подумала, что нужно пройти на площадь, но путь преградил начавшийся прямо перед моим носом обстрел резиденции. Далее последовали дни больших переживаний: правильно ли выходить сейчас? Я снимаю на профессиональную камеру, а не на телефон. Она несет собой определенную коннотацию. И я не журналист, поэтому было непонятно, как правильно выйти – в жилете «Пресса» или без него. Когда я отгоревала всю невозможность моего выхода на улицы, потому что я все еще соотносила себя со своим ребенком, который дома тусовался и ни о чем не подозревал, тогда стала совершать путешествия в дни, когда все закончилось. Я проходила с камерой мимо разоренных пространств. Было удивительно, что по прошествии нескольких дней на газонах все еще зияли алые пятна. Вероятно, они остались такими дни спустя из-за мороза. Мне было важно видеть мой город в этом состоянии, еще до того, как сгоревшее здание акимата затянут ремонтной пленкой. Я снимала, совершенно не думая для чего. Не хочу быть жертвой постмодерна и пытаться сказать, для чего делаю эту работу. Мы должны понимать, что нашей работой будет это все осознать. Я снова и снова выходила на улицы и продолжаю туда выходить в разное время суток, с разной периодичностью. Потому что, когда осознание наступит, нам понадобится материал. Ими полон сейчас интернет и это тоже будет мой материал. Нам необходимо найти свою призму и подключиться к надежде во всем что происходит. Возможно, у кого-то из нас это займет больше времени, чем у других. Но для меня это работает через труд. Может быть это моя личная травма, которую можно клеймить трудоголизмом, но для меня труд значит успокаиваться, наводить внутренний порядок, раскладывать по полкам те и другие противоречивые вещи, абсорбировать их.
Я ПОШЛА В ДОКУМЕНТАЛИСТИКУ КАК В ИСКУССТВО НАБЛЮДЕНИЯ,
А УЖЕ С ГОДАМИ ПОЯВИЛИСЬ ВОПРОСЫ О РЕАЛЬНОСТИ, ЗАПЕЧАТЛЕНИИ И ДИСКУРСЕ
ELLE: Какие после произошедшего остались вопросы?
Катя: Их много. Особенно касательно того, что продолжается до сих пор. А в те дни самый яркий вопрос звучал так: «Неужели все, что было сделано, это лишь для того, чтобы какие-то конкретные люди удовлетворяли свои материальные запросы?». Как мне кажется, когда по всему Казахстану люди вышли на улицы, чтобы высказаться, они имели на это право. А то, что произошло 5 января, разве не о том, что какие-то конкретные люди всего лишь хотели поддерживать свое финансовое положение? Какие-то простые вещи, ради осуществления которых были избиты, истерзаны и подверглись пыткам сотни человек. Почему выход мэра на площадь – это так неисполнимо? Почему из-за того, что это не произошло, должны были погибнуть люди? Почему для того, чтобы не дать им ответ, нужно было убивать? Я не могу понять соотношения этих двух весов. Этот вопрос для меня открыт.
ELLE: Какие у тебя надежды касательно «Нового Казахстана»?
Катя: Когда я путешествую по миру в профессиональных целях и приезжаю на различные фестивали, всегда знакомлюсь с молодыми кинематографистами. Мы многое обсуждаем. Ребята из других стран очень круто рассказывают о возможностях, которые в их странах выстроены для нашей профессии. Я хочу им в ответ тоже говорить такие вещи, пусть это даже не будет касаться профессии. Хотелось бы перестать быть узнаваемой, будучи из Казахстана, по всяким сложным печальным событиям. Хотелось бы похвастаться какой-нибудь социальной институциональной реформой, которая является удивительной в современном обществе. Хочется гордиться событиями, которые не будут статусного характера. Удивлять в международном пространстве тем, как здорово мы справляемся с определенными вещами, как хорошо у нас получается решать какие-то сложные вопросы, находить решения, вызовы нового времени. Вот что для меня новый Казахстан.
ELLE: Должен ли творец быть гражданином?
Катя: Может, но не обязан. У всех разные ритмы и глубина взгляда. Есть люди, которые живут в отрыве от каждодневного волнения, но при этом влияют на него своим долгим огромным высказыванием. А как другая крайность есть стремление к актуальности, из-за чего в итоге не происходит глубинной переработки реальности, которую на самом деле выполняет искусство. Есть работа журналистов, которые нам поставляют новости на огромной скорости, что мы увидели во время январских событий. Не рефлексируя, приближали нас к происходящему. Они выполняют свою функцию. Но художники и другие различные участники общества существуют вместе, значит, наша нагрузка разная. У художников, на мой взгляд, есть возможность очень глубоко обрабатывать происходящие события и выдавать это уже в виде некоего маточного молочка, которое делают пчелы. Собирают его по капельке в день, отчего в нем какое-то невероятное содержание нутриентов, потому что это сильный концентрат происходящего. Эту работу совершать необходимо, но часто желание актуализировать свое высказывание не дает этой работе состояться.
ELLE: Как художник ты чувствуешь себя свободной?
Катя: Чувствую себя обязанной быть свободной. Я начала учиться вышивке (большую часть интервью Катя вышивает. – Прим. ред.) ни с того ни с сего. Для меня это какая-то другая форма визуального искусства вместо рисования, которое я обожаю. Слушая купленные мастер-классы на испанском, всю информацию прикладываю к своей киноработе. Я себе говорю: «Вот так нужно научиться выходить за рамки». Ставлю себе это как задачу. Если у меня возникают сомнения или я не чувствую себя достаточно смелой и свободной, говорю себе, снимающей кожу историей. На сегодняшний день не могу сказать, что уже как-то проговорила это в своих работах, но это очень сильное потрясение и сдвиг парадигмы взгляда на мир. Мне нравится снимать, как растет мой сын. Я понимаю, чем мой материал отличается от домашнего видео, потому что у меня есть опыт сторителлинга. Появилась мысль: «В принципе, можно снять документальное кино про детство на основе его жизни и роста». К слову о том, чего у нас не хватает, так это фильмов для детей и подростков, которые сняты здесь и не построены на шаблонах американского кинонарратива. Аташки с ажешками и бабушки с дедушками в одной семье… Еще какие-то вещи, связанные не только с национальностью, но и с местной культурой, потому что мы так живем. Надеюсь, когда научусь отказываться от тем, которые на меня выпрыгивают, возьму себя в руки и посвящу пару лет такому проекту. Кстати, это достаточно востребованный продукт на многих крупных фестивалях, последние несколько лет существует секция KidsDoc. Отмечу, что, когда я говорю о документальном кино для детей, не имею в виду feelgood-контент (хотя такой тоже может быть, чтобы дети развлекались). В рамках что я должна к этому идти. Думаю, это как кривая. Иногда да, иногда нет.
КОГДА ПРОИСХОДЯТ СЛОЖНЫЕ СОБЫТИЯ, ЕСЛИ САМА НЕ ЗНАЮ, КУДА СЕБЯ ДЕТЬ, ПРОСТО БЕРУ КАМЕРУ И ВЫХОЖУ
ELLE: Как материнство меняет пул тем, которые хочется затрагивать?
Катя: Когда прошла опыт родов, прониклась таким уважением к женщинам, к скрытому потенциалу внутри каждой, что я вот с такими глазами ходила и говорила: «Не понимаю, как так случилось, что при том, на что способно женское тело, наша цивилизация довлеет над женщиной?». Мне показалось, что женщина должна быть королевой мира. Ведь на самом деле эта цивилизация очень сильно завязана на тех возможностях, которыми мы обладаем. Удивительно! Коллапс и парадокс какой-то.
Материнство, на мой взгляд, открывает сердце. Оно еще больше разворачивает к людям, еще больше раскрывает чувствительность. Я родила мальчика и для меня теперь все темы войны, жестоких убийств, каких-то драк стали настолько сложными и нонсенсными, ведь я поняла как трудно произвести на свет человека. Какое это количество ночных переживаний, сбора информации, физического труда и каких-то других преодолений. А сколько мальчиков в январе полегло на улицах. Это для меня стало снимающей кожу историей. На сегодняшний день не могу сказать, что уже как-то проговорила это в своих работах, но это очень сильное потрясение и сдвиг парадигмы взгляда на мир.
Мне нравится снимать как растет мой сын. Я понимаю, чем мой материал отличается от домашнего видео, потому что у меня есть опыт сторителлинга. Появилась мысль: «В принципе, можно снять документальное кино про детство на основе его жизни и роста». К слову о том, чего у нас не хватает, так это фильмов для детей и подростков, которые сняты здесь и не построены на шаблонах американского кинонарратива. Аташки с ажешками и бабушки с дедушками в одной семье… Еще какие-то вещи, связанные не только с национальностью, но и с местной культурой, потому что мы так живем. Надеюсь, когда научусь отказываться от тем, которые на меня выпрыгивают, возьму себя в руки и посвящу пару лет такому проекту. Кстати, это достаточно востребованный продукт на многих крупных фестивалях, последние несколько лет существует секция KidsDoc. Отмечу, что когда я говорю о документальном кино для детей, не имею ввиду feelgood-контент (хотя такой тоже может быть, чтобы дети развлекались). В рамках документального исследования и портретирования мира темы могут быть разные. Вообще надо завязывать с этим снисхождением по отношению к детям, потому что мы таким образом очень многие вещи недоделываем. Это же человек. У него будет свой космос, свой мир, люди вокруг него и сейчас он туда идет. Пусть у него будет такая прокачка. Я хочу, чтобы у моего сына были какие-то большие возможности в видении мира. Это очень сложно и документальное кино может в этом пространстве сделать что-то хорошее для нас всех.
ELLE: У тебя растет маленький гражданин. Какие ценности, по твоему мнению, важно прививать с самого детства?
Катя: Последние три года я работаю над документальным фильмом, который рефлексирует на тему гражданской позиции моих современников. В какой-то момент отдельно вырисовалась тема страха. Мы выходцы из довольно такой концлагерной системы Советского Союза, а руководство страны вообще-то самое поколение советских людей. Допустим, поверим им, что они искренне стараются построить новое общество с другими законами, но они жили в этой структуре и вопрос страха висит среди нас как огромная важная история. Кажется, январские события говорят о том, что это меняется. Работая над фильмом, я поняла, что хотела бы, чтобы вопрос страха остановился на мне и не пришел в поколение моего сына. Вот об этом я действительно думаю.
Я РОДИЛА МАЛЬЧИКА И ДЛЯ МЕНЯ ВСЕ ТЕМЫ ВОЙНЫ, УБИЙСТВ СТАЛИ НАСТОЛЬКО СЛОЖНЫМИ И НОНСЕНСНЫМИ, ВЕДЬ Я ПОНЯЛА КАК ТРУДНО ПРОИЗВЕСТИ НА СВЕТ ЧЕЛОВЕКА
Руми всего полтора года, пока рано проводить с ним прям какую-то серьезную работу. Но мы, например, в воскресенье вместе идем на траурный митинг в честь сорока дней со дня январских событий. Нужно отгоревать случившееся, увидеть друг друга рядом стоящих (наша беседа поделилась на два созвона по Zoom, потому что в графике Кати сложно найти пару свободных часов в одном дне: первый разговор состоялся до траурного митинга Qantar 2022, второй – после. – Прим. ред.). Вижу своими глазами, как неполезно людям отсутствие гражданской позиции и игнорирование происходящего. Мы не знаем, что произойдет с нашими детьми, поэтому я всегда говорила: «А что, если, когда мой ребенок вырастет, на все, для чего я трудилась, он скажет: это полная ерунда! И будет искренне верить в полную противоположность. Он сделает какой-то свой личный выбор – и пусть. Единственное, что могу сделать я, своим примером или хотя бы мышлением подтолкнуть его к пониманию того, что участие в этой энтропии игнорирования и бездействия абсолютно невозможно. Пусть не передадутся ему страх и безразличие.
ELLE: В октябре 2021-го случился еще один исторический момент – твой документальный фильм «Завтра море» вышел на Netflix, став первым казахстанским проектом на стриминговом сервисе. Это событие что-то изменило в твоей жизни? Какие двери открылись?
Катя: Меня поздравил весь профессиональный мир и продюсеры, с которыми мне только предстоит работать. Очень многие похлопали по спине, мол, классно. Вот уже несколько лет я работаю над очень большими проектами и сейчас понимаю, что все самое крутое, связанное с классной новостью про Netflix, будет касаться моего следующего фильма. Разговаривая о фандрайзинге и дополнительных возможностях – это имеет значение для профессионального документального киносообщества. Я держу это как козырь в рукаве. И там, где могу им правильно пользоваться, не премину это сделать. Чувствую момент уважения к данному факту и на сегодняшний день воспринимаю как довольно правильное узнавание. Но я-то уже шла куда иду, и для меня это было о том, что я не ошибаюсь и двигаюсь в верном направлении.
ELLE: Над какими проектами работаешь сейчас?
Катя: Я уже несколько лет решаю большую и новую для меня задачу – работаю с полнометражным фильмом. Это началось как совершенно личный импульс реакции на сложные и трагичные события нашего города и страны, а превратилось в следование за большим общественным поворотом. Так, не планируя ничего подобного, я вдруг стала свидетелем событий, разворачивающихся в настоящем времени и касающихся нас всех, живущих здесь сегодня. Последние два года работаю с монтажом, и к январю фильм был практически готов, когда события на улицах Алматы собрали все мои предчувствия воедино и подвели под всем черту. Сейчас я продолжаю работу, но уже жду не дождусь показов этого фильма, которые, надеюсь, произойдут в этом году. Интересно, какие после просмотра будут дискуссии.
ELLE: Что для тебя любовь к Родине? Как человек может проявлять ее?
Катя: По-моему, любовь к Родине проявляется в честности и труде. Очень многие люди, совершающие всякую непонятную жесть, часто в своей полемике пользуются как раз-таки всем набором патриотических высказываний. Всегда думаю о том, насколько это гигантский бред! В оппозитность к тому, что мы стараемся создать внешний какой-то блестящий облик, довести все до того, чтобы люди, занимающие конкретные должности, исполняли свои конкретные обязанности. Классно было бы, чтобы каждый из нас выполнял маленькую свою функцию и очень честно. Звучит невыполнимо, но в то же время – это просто базовая настройка.
ELLE: Не могу не затронуть Международный женский день. Кстати, с наступающим! Как ты обычно проводишь 8 Марта? Что оно значит для тебя?
Катя: Уже много-много лет 8 Марта в Алматы проходит под знаком крутой фем-повестки. Год назад появилась FemAgora и сознательно все события стартовали 8 марта. Это было очень круто. В какие-то годы я была на показах своих фильмов и на дискуссиях о роли женщин в ЦА в кинематографе. А год назад я была просто счастлива с ребенком на груди, в компании моей сестры и племянницы, быстро перепрыгнуть с такого классического семейного празднества на тему слабого пола в первый женский марш. Мы бежали из такси, чтобы успеть. Люди со всех сторон из окон махали руками. Кто-то смотрел с любопытством и осторожностью, кто-то с насмешкой. Со временем, и я рада этому, этот праздник стал о женских возможностях и ограничениях в современном мире, о солидарности, о голосе женском и о том, чтобы мы могли друг другу подать руку. Все это звучит, конечно, как лозунги с советских плакатов, но в итоге все это еще актуально и нужно.
ELLE: Значит, и в этом году ты будешь на марше…
Катя: Да, я с радостью узнала, что он будет. Нужно идти! У этого митинга очень хорошая повестка. Организаторы приурочили его к теме: «Участие женщин в управлении делами государства». Это очень круто и очень важно. И потом, это такая близкая для Казахстана тема именно в отношении истории. Удивительно, что на сегодняшний день процент женщин-руководителей в нашей стране такой низкий. Возможно, Казахстан одна из немногих стран мира, в которых исторически это приемлемо и понятно.
ELLE: Чего хочется пожелать женщинам?
Катя: На траурном марше было так много матерей с плакатами, на которых были изображены фотографии убитых красивых ребят. Это ужасно больно видеть. Судьба женщины в государстве, которое не очень хорошо устроено, катастрофична. Желаю, чтобы нам всем посчастливилось жить во времени и стране, где каждая человеческая жизнь ценна. Если это будет так, то женщины первые выиграют от этого.
Интервью: Виолетта Тельманова
Фото: Сарра Есенбаева
Стиль: Рамиля Ахметова
Макияж и прически: команда @DansLeGarage
Ассистент стилиста: Сымбат Тайшыбаева
